На дворе стояли суровые 90-е. Точнее самое их начало, конец 1991. Канун Нового года. 30 декабря. Рано утром, часиков в шесть, люди выстраивались в длинные очереди за хлебом. Но вся проблема была в том, что случались дни, когда хлеб в магазины не привозили вообще.. Сырым и серым утром я взяла сумку и постучала Джульетке, своей соседке, в дверь. - Пошли,- говорю,- за хлебом. Джульетка замялась, хлеб у них был, ночью затарился отец, но вместе с тем дома делать было нечего, отчего бы не прогуляться. Она натянула красные резиновые сапоги, тоже взяла сумку и мы пошли. Было холодно, на мне было синее клетчатое пальто и всего одна белая варежка. С самого раннего детства я всегда теряла вторую перчатку или варежку. Магазин с неудовольствием встретил нас пустыми прилавками. Очереди не наблюдалось, и мы поняли, что ловить тут нечего. - Пошли на пекарню, - предложила я. Джульетка снова замялась, хлеб, как я говорила, у них был, да и погода не располагала к погулкам. Ноги в красных резиновых сапогах начинали подмерзать. Но всё-равно пошла. Мы были такая парочка- она хоть и ныла, но всегда ходила со мной. Увлечь её в авантюру ничего не стоило. Мы пошли " на пекарню". - Мама ругаться будет,- по дороге грустно предупреждала Джульетка. - Новый год на носу, как же без хлеба,- сурово отвечала я. - Но нас туда не отпускали,- возразила Джульетка. - Не ищи простых решений, мы придём домой с хлебом и все будут рады. Минут на 10 этого объяснения Джульетке хватило. - Тётя Катя будет ругаться,- Джульетка выкинула последний козырь - С тётей Катей я разберусь,- окончательно успокоила её я. И вот мы добрались. Увидев очередь и людей с автоматами, Джульетка канючить перестала, глаза её загорелись- поняла, что тут интересно. Очередь была огромная и двойная. Мужская и женская. Для детей очередь не предполагалась. Мы стали в женскую. На смену утру пришёл полдень. Падал мелкий, колючий и не благосклонный к нам снег. Ноги в сапогах у Джульетки мёрзли. Толпа обреченно молчала, и на лице моей подружки была видна вся скорбь Вселенной- она отчаянно жалела, что пошла со мной. Время от времени мы просили стоящих в толпе людей покараулить нашу очередь и бежали к чёрному ходу. - Продайте же хлеб,- кричала в окно Джульетка работникам пекарни и показывала деньги. - Нам холодно и домой надо. Мы маленькие. Но нас выгоняли, и мы возвращались на своё место в очереди. - Я домой пойду, - в конце концов не выдержала Джульетка. И смотрела выжидающе: - Пошли. - Нет, ты посмотри, сколько мы выстояли уже, сколько за нами людей. Скоро купим. - Не купим мы скоро, я домой пойду. и ушла. Я смотрела ей вслед, как она удалялась от меня в своих красных резиновых сапогах и не обижалась- мои сапоги были теплее. Ближе к вечеру очередь стала бунтовать, что хлеб выдают медленно, что завтра Новый год и всем нужно домой. Когда очередь особенно раскричалась и кто-то из мужчин стал лезть в окно, военные, охраняющие пекарню, немного постреляли в воздух,и все успокоились. Мне тоже хотелось уже домой, я ничего с утра не ела, порядком устала, замёрзла, и ещё снег превратился в дождь и безжалостно капал на меня с чужих зонтов. Вдобавок ко всему передо мной стояла тётка, она ужасно пахла. И меня подташнивало от усталости,дурного запаха и голода. Во мне вдруг взыграло необыкновенное упрямство- никуда не уйду, буду ждать свою очередь. Бросить всё я уже не могла. И подстёгивала себя мыслями, что хлеба куплю побольше и маме не придётся завтра никуда идти, и маму я свою удивлю, какая я добытчица. Я представляла их удивление, предвкушала его и уже невероятно собой гордилась. Стемнело. Я поднимала вверх руку, мочила палец в перчатке под каплями с чужого зонта и прикладывала к носу, на некоторое время это меня освежало. Очередь моя была уже близко. На улице было темно и шумно. И вот я уже в первом ряду. И тут где-то очень далеко я услышала мамин голос - Самира, Самира, - звала мама. Я её не видела, но голос был очень встревоженный. - Мама, я здесь,- кричала я в чужие пальто и шубы. - Скажите моей маме, что я тут. - Калбатоно, тквени бавшви ак дгас (Женщина, ваш ребёнок тут),- крикнул маме мужчина. - А ну-ка выбирайся оттуда, -закричала мама.- На черта мне этот хлеб, как ты вообще столько смогла там выстоять? Выходи, я тебе говорю. Горячая радость поднялась во мне. Я стала большая и сильная, моя мама была от меня в нескольких метрах. - Нет, мама, я куплю и выберусь! - счастливо смеясь, говорила я. Наконец подошла моя очередь. Окно было очень высоко, я встала ногам на кирпич и, балансируя, протянула деньги. Но тут очередь задрожала, меня придавили к стене, спадая с кирпича я ободрала щёку. - Ребёнка не убейте, - заголосили в очереди. И дали мне хлеб. Я выбралась из толпы. Расстрёпанная, в растёгнутом пальто и с целой сумкой хлеба. Мама и Джульетка подбежали ко мне. Мама увидела меня с окровавленным лицом, стала плакать и ругать меня, чтобы я больше никуда не уходила. Джульетка, радостно подпрыгивая, говорила маме: - Я же предупреждала, что тётя Катя будет ругаться. Я пришла домой, сняла пропитанную чужим запахом одежду, смыла кровь с царапины. Маленькая сестра смотрела на меня, как на Бога. Я была по-настоящему счастлива. http://pepsikolka.livejournal.com/1085556.html
|