Если я засиживаюсь до полуночи, то всегда ложусь спать не ранее полпервого ночи, так сложилось. Не в двадцать минут первого и не в двадцать девять, нет. Не ранее 00:31, только так. Много есть у меня разных дурок и мелких примет - не люблю, например, громкости выставленной в телевизоре на "13", хотя, при этом, спокойно отношусь к остальным появлением "тринадцати" где бы то ни было. Вот и в супермаркетах, заметил, народ избегает ячейки для вещей под этим номером, даже если все остальные ячейки заняты. Чем я и пользуюсь.
В той командировке в Перми страшно хотелось спать: последствия грязного поезда, неработающих кондиционеров в вагоне, духоты, нервов на переговорах. Но тогда, в первой половине девяностых, я еще старался разглядеть в каждом новом городе интересности, всегда пробовал местное пиво и прислушивался к местному говору. Потому, после полуночи, уже употребив пиво, наслушавшись вдоволь местных ударений на окончаниях фраз, всё-таки решил выйти на балкон номера, посмотреть на ночную (неказистую, признаться) Пермь, подставив ладони под накрапывающий дождик.
А там, на вытянутые под дождь руки я поймал Нитку. Так она себя назвала уже после криков, царапаний, кусаний, отмокания в ванне прямо в платье, моих матов и, наконец, соглашательского "... прыгай, хрен с тобой. Веришь-нет, но подберут тебя обдрищенную всю, вонючую, нос воротить будут, еще и пнёт санитар в труповозке. А мож и трахнет." Фишка с "обдрищешься, когда помрешь" выручала меня раз пять в таких ситуациях, а уж с дамами - тем более. Ни возможные переживания родителей, ни будущие слёзы любимых не останавливали решившихся так, как известие о способности сфинктера расслабляться после смерти его обладателя, с выбросом содержимого кишечника. Нитка вняла и больше не бросалась на балкон с рваными воплями.
Рассказанная ей история оказалась вполне банальной - любовь, соперница, измена, обманы, клятвы, последняя и окончательная измена, жизнь не мила... Окромя местного пива у меня присутствовал и неместный коллекционный коньяк для завтрашней взятки - он пошел в ход и скоро всхлипы и жалобы сменились песнями и хохотом. Нормально для шестнадцати лет, ибо доза алкоголя была нешуточна. А наутро приехал папа Нитки - большой, очень большой чин в уральских гэбэшных и околопрочих службах. Были разговоры-уговоры, заламывания рук и обещания спустить шкуру сначала со всех присутствующих и участвующих, потом, разобравшись, с виноватых и оплошавших. Дело закончилось всеобщим примирением и распиванием, по причине быстрого опорожнения остатков коньяка, свежеохлажденной, неведомо откуда доставленной ординарцем, водки, под хрусткие маринованные огурчики, молчаливые чокания и похлопывания по плечу без слов, под вздохи и скупые мужские слёзы.
И теперь каждый год в тот самый день в дверь звонит аккуратно стриженный молодой человек и передаёт мне в небольшой подарочной коробке литровую бутылку хорошей водки (каждый раз новой) и две банки маринованных огурчиков.
Да-да, я тоже задумывался над вопросом, что было бы, если бы меня не было в этот день в городе, или в это время я находился бы не дома, или на работе, или... Не знаю. Но так получается, что в этот день я всегда в городе и звонящий всегда застаёт меня дома. Нитка мне звонит, но звонит бессистемно, через год, через месяц, иногда - по два года не появляясь. И всегда начинает разговор словами "Веришь-нет...". В позапрошлый раз это было "... веришь-нет, я за индуса вышла!..". В прошлый: "...веришь-нет, а индус-то мой говядину лопает!..". В этом году еще не звонила. Верите-нет, - еще позвонит.