Первой высказалась Милиционериха. Как всегда коротко и аргументированно:
- Сдурел?!
Остальные осудительно зачмокали карамельками. Карамельки у Матвея были вкусные, сочные, пахучие. Татка даже взяла две, пока никто не видит. Грызть-то никто их не грызёт - откуда стольким зубам взяться в таки-то годы, Татка тут самая молодая, хоть и бабка уже. А остальные... Матвей погремел крышкой чайника - хотел поставить греться, да теперь придётся проходить в сенки мимо всех, как через строй. Нет уж, обойдутся без чая.
- А чё я?..
Вышло совсем не мужественно.
- Фё-фё... - передразнил кто-то шепелявый, кажется, баб Поля.
- Ага, - будто его как малолетку окрутили, а он и не причём, - хохотнула Жадюга. Те два лишних огорода, что она хапнула себе, перенеся плетень за межу, давно заросли травой по ненужности, но прозвище осталось
- Можа и окрутили, чего ж, со всяким могёт... - начала Татка, держа карамельку за левой щекой, но осеклась. В Хохлатке бабы не очень любили, когда Татка защищала мужиков. Завидовали, что ли, что она ещё...
- Она ж тебя, дурачка, окучиват. Расслобонишься - и увезёт в свой Израиль! - предупредила Милиционериха, которая всё про всех знала, даже про районные дела. А если и не знала. то красиво додумывала, никто ей на это не пенял. Говорят и мужик-то, участковый, на её уму и выезжал, дела расследуя. Хотя, какие там были дела - потрава выпасов да браконьеры. За браконьеров и смерть принял - это так Милиционериха говорит. Но, каких он там браконьеров нашёл в реке на майские - о том только белочка знает, которую он и словил, видать, потонув.
- Та она ж цыганка, кто ж её в Израиль пустит, оторву таку?.. - изумилась Фёкла, по старгородски подвязывающая кончики платка на лбу, как в каком-то старом фильме.
- По батьке она - цыганка, - подтвердила Милиционериха, - а по мамке - самая иврейка и есть. У неё даже телевизера - три!
Кто ахнул, кто принялся пересчитывать свои - даже те, что давно в кладовке отсвечивают чёрно-белым экраном. Телевизоры теперь есть у всех - Матвей и починил, когда антенну наладил. Раньше-то привыкли с двумя каналами, первым да ещё одним, а тут Матвей полез налаживать трансформаторную будку, запчастюлины остались, говорит, вот и скумекал им на всех тарелку. Говорит, с самого спутника ловит, чего только там нет - и тебе про то, как пианину собирают, и про животных в Америке, которых специальная полиция защищает. Но больше всего бабам нравится индийское кино по развлекательному каналу. Там оно идёт сразу после уроков рисования и лепки, ровно в семь вечера - как раз на две серии сил хватает, ложатся-то у них рано, привыкли так. А тут посмотришь про любовь - и спится лучше. Бабы так говорят - Татке-то наоборот, после тех песен и танцев про любовь хочется тоже... поплясать.
Кабель-то по деревне тоже Матвей провёл - начальству в центральной усадьбе на "дурканутую дюжину" наплевать. Дурканутые - это потому что не переезжают они в районный Дом Ветеранов, все двенадцать с места не двигаются. Начальству, чем их деревеньку содержать - проще переселить в новый дом с наволочками накрахмаленными и персоналом заботливым. И дворик уютный - есть, где с родными посидеть.
Но никто из дюжины не захотел переезжать, уперлись и ни в какую - хотим век дожить в родной деревне. А жить-то там непросто - вода с родника, дорога разбита, автолавка раз в неделю приходит, даже свет был отрублен - говорят, колхозное начальство постаралось, раскурочило что-то в трансформаторе, да Матвей починил, он у них на все руки мастер, вот и переживают, что переедет он к своей крале, а они тут...
- Телевизорами, значит, завлекла, да, поди, водой горячей в кране, городским захотелось стать? - с поддёвкой ввернула Жадюга. Все знали, что её мужик, ещё когда жил с ней, поставил специальный калорифер на подогрев воды в доме, да после первого же счёта за свет и вырубила его Жадюга - один расход, не пава, в бане погреется.
- Молода хоть? - как бы ни к чему спросила Татка.
- Тридцать девять, - неслышно промямлил Матвей.
- С половиной! - мстительно добавила Милиционериха.
Те, кто сидели на табуретках, отчего-то стали их переставлять, скрипя половицами. Про молодуху знали, но чтобы настолько...
- А ты понимашь, что без тебя тут всем кирдык? - повысила голос Милиционериха. - Вот, баб Даща без тебя точно сдаст - ты ж ей и воды, и дров, и... - она махнула рукой. - Да что там - э-го-ист!
Баба Даша плохо слышала, но на всякий случай кивнула, увидев, что показывают на неё.
- Так я ж... - боязливо пробормотал Матвей.
- А сено наверх кто подаст? - вдруг вспомнила Татка и тут же покраснела, вспомнив, как то сено они с Матвеем после уминали.
- Ты, Татка, об своём тут не лей слезу - ты об опчестенном радей, - Милиционериха, оказалось, заметила Таткин стыд и поняла правильно. - Матюша тут не титьки мял, он надёжой был и опорой.
- Титьки-то у евонной подружки торчком, - проворчала обиженно Жадюга, - не рожала ишшо.
- Так народим ещё, какие наши... - осмелел вдруг Матвей.
- И ты, пень старый, ещё дитёв заводить надумал?? Да ты ж купорос у меня чуть не выпил с похмела, чучело ты жениховское! Да ты ж сдури мотоцикл свой утопил в речке - всё гарцевал перед туристами, хвастался, что хоть он у тебя и с люлькой, но узенький мостик переедешь "как два пальца"! Ты ж потом всю зиму чинил тот драндулет и божился пить бросить, пока до купороса не дошло! И после того ты дитя народить хошь, чтобы папка евонный сдох где-нибудь и вскрытие средство от моли обнаружило или ещё каку гадость?! А ну-ка цыганка твоя выгонит тебя за такие художества на улку и куда денесси - калитку ей будешь обоссывать, просить чадо показать?!
У Милиционерихи пересохло в горле, она сама не ожидала от себя такой речи, закашлявшись в конце и начав задыхаться. Матвей сбегал в сенки за водой, запнувшись о чьи-то осуждающие галоши, стоящие на пути, напоил. Отдышавшись, Милиционериха встала и объявила, что ей надо поговорить один на один с Матвеем, нет времени на обсуждения.
На улице вспомнили о детском прозвище Матвея - Тютя - о его чудачествах, о причинах многолетнего бобыльства. Татка знала чуть больше остальных, но то ли из-за карамельки, приклеевшейся к зубам, то ли ещё почему - промолчала. У кого были часы - поглядывали тревожно на стрелки, скоро должен был начаться сеанс индийского кино.
Выходила Милиционериха спокойно, с достоинством, дверью не хлопнула, ничего обидного за спину не бросила - вышла и захромала в сторону своего дома. Оставшиеся её не обгоняли, молчали и шли рядом. Наконец, перед калиткой Милиционериха остановилась и сказала куда-то в сторону реки:
- Любовь там. Как в кино - любовь.
Она первая зашла в дом, остальные расходились молча, только Жадюга вдруг тихо сказала:
- Быват... - и побрела в сторону своих двух огородов.
Последней на улице осталась Татка. Сначала она хотела вернуться и попросить у Матвея тех вкусных карамелек, потом вздохнула и пошла к себе.
Не хотелось пропустить сегодняшний сеанс.