Снегурочки
2-го января вечером в метро зашли две дамы лет пятидесяти пяти в таком состоянии и с таким амбрэ, которыми мог похвастать не каждый встретивший Новый год. Дамы были в потешных красных колпаках и с серпантином на шубах.
Одна стряхнула другую на скамейку и пошла читать вывески - на предмет, в какую сторону ехать. Вывески ей каждый раз попадались за колоннами. Обойти колонну было для неё слишком креативно и она вернулась со словами "Хай везут, куда хотят - нам везде рады!".
Вторая дама долго и задумчиво смотрела на щербинки пола, а потом вдруг спросила:
- Тонь, а мы на пр-р-раздник или с пр-р-раздника??

- П р о ш л о г о д н и е Снегурочки, - резюмировала Сашка.

ФЕВРАЛЬ

Короткий месяц
В дальнем коридоре детского сада, под лестницей сдавленным голосами разговаривают двое.
Спорят, кто больше любит ребёнка. Распределяют дни, которые будут проводить в следующем месяце с ребёнком, говорят что-то про коньки, про стоимость бассейна и про "если бы ты был мужик". Мужской голос говорит про "короткий месяц" и потерю двух выходных, "которые мои", женский - опять про бассейн, его дороговизну и хлорку в нём.

За углом стоит мальчик лет пяти с обмотанным вокруг шеи большим белым шарфом. Ему жарко, он не может дотянуться до узла шарфа. Но он привычно молчит и смотрит на весёлые картинки на стендах. На картинках папа_мама_и_я играют в снежки, ходят на лыжах, плывут наперегонки в бассейне.

Сюда почти не доносятся голоса его родителей. Слышен только свистящий шепот и визг замочка-"молнии", нервно подёргиваемой кем-то из разговаривающих.
На всём этаже пахнет какао.
Скоро февраль.
Короткий месяц.

Рядом
На улице воскресенье, но родителей нет: мама на двух сменах, за себя и за теть Люду, а отец где-то в командировке и должен вот-вот...

А за окном февраль и темень, младшие уже спят, уложенные бабушкой, а ты отчего-то не спишь и надеешься дождаться своих. И в который раз проматываешь в голове кино "про Чапаева", чтоб только не уснуть, не пропустить. И уже не знаешь, спишь ли или это уже явь, потому что слышишь стук пулемета или каблуки сапогов "белых".
И ты, кажется, знаешь, что это за окном постукивает двигатель отцовского "газона" и это он отряхивает пимы в сенках и нет никаких сил открыть глаза, ты только шепчешь, когда он нагибается к тебе:
- Я не сплю...я не...

А он целует тебя в лоб, потом жадно пьёт тёплый чай из железного носика, бренчит умывальником, отфыркиваясь и охая тихонько, шуршит бумагами и отогревает замерзший стержень, готовясь к сессии на заочном.
А потом бежит среди ночи встречать маму и они там еще где-то идут, через сугробы и навстречу ветру, а ты уже знаешь, что вот сейчас, вот уже скоро, кинешься прямо на пороге...

Но открываешь глаза - тихо, темно. Над печкой висит старенькое, "ещё ташкентское", мамино пальто, холодно, в изголовье кровати чувствуется, как сквозит ветер, набалдашник обжигает ледяным, но ты всё равно поворачиваешь его "счастливой" стороной к себе.
Потихоньку становится теплее - это папка утром подбросил дровишек в печку. И только набалдашник остаётся холодным.

Потом отец сонно ходит по дому, шуршит наброшенной старой фуфайкой, поправляет одеяло у маленького братишки в кроватке, замирает ненадолго - и тишина.
Встаёшь боязливо на цыпочки - нет, уже тепло, уже почти не чувствуется ночного холода - и тихонько бежишь в соседнюю комнатушку. А там мама с сестенкой спят, свернувшись совершенно в одинаковые калачики, улыбается во сне братик, отражается свет мерцающего циферблата на бабушкином амулете, подвешанном над кроваткой. Отец сидит на полу, собранный и одетый, с сумкой в руках, привалившись к дивану, откинув назад голову, - и храпит тихонько, проспав всё на свете.
И тогда садишься рядом с ним, забиваясь куда-то в подмышку, укрываешься старым вышитым половичком бабки Параски и засыпаешь, чувствуя запах мамы рядом и, почему-то, вкус молока на губах.
А она, вдруг, поднимает голову, близоруко прищуривается в темноте и шепчет:
- Ты чего?
- Да я тут, с вами, чтобы рядом, - почти беззвучно в ответ.
И опять тишина.

А потом шорох в сенках, громкое перестукивание по полу у печки, скрип половиц, вскинувшаяся мама. Это приехал Алексеич - директор отца.
Он какое-то время стоит на пороге комнаты, смотрит на всех, замечает, что ты открыл глаза и сжал папкину руку, не желая его отпускать, возвращается в комнату с печкой, приносит оттуда другое одеяло, укрывает вас с папкой, шепчет маме:
- Ты лежи-лежи, Том. Потом, всё потом, - я забыл, что он из рейса, думал в край взять его, на совещание.

И ты понимаешь, что Алексеич при параде - нога не старая деревянная, а кожаная, новая, которую он не на каждый день пристёгивает. И на груди, когда директор поворачивается, мелькает лучик от Звезды Героя. Значит, важное совещание, просто так Звезду Алексеич не надевает, не любит он этого...
Мама всё же встаёт, провожает его и слышно, как он говорит:
- Ты к моей Захаровне сегодня забеги... Там яблок венгерских мальцам...кило иль два...да все забери. И голяшку на холодец - в пакете из-под макарон...ну и рёбрышки свиные помясистее - старший-то уже мужик, ему питаться надо...

И вы потом еще спите, кажется, целую вечность.
Рядом.

МАРТ

Математика
Вода шумела, вырываясь из крана мощной струёй.
Шум воды и считать она любила ещё с матфака.

Она знает его 4524 дня.
Он знаком с ней 4421 день.
Они женаты 4211 дней.
Она приготовила ему блинчики 611 раз - он их любит по пятницам после работы.
У них 518 раз был секс, если считать и тот раз.
Они 144 раза вместе были в кино.
Он 32 раза подарил ей розы - по три цветка в букете, дважды в год - на Восьмое марта и на день рождения, ещё - на второе свидание, на приезд мамы, три раза просто так и один раз - после того случая.
Она изменяла ему дважды - после того случая и потом ещё один раз, но его можно не считать...

В дверь позвонили.
На пороге стоял он с букетом роз и устало улыбался ей.
Пока она ставила цветы в вазу, подрезав три стебля под шумной струёй воды, он, сидя на табурете, рассказывал:
- Совершенно закрутился с этим заказчиком, ничего его не устраивает, голова уже лопается - даже забыл про то, что праздник сегодня.
- Сегодня шестое, праздник послезавтра, - тихо сказала она.
- Ох, ну говорю же, закрутился, да ещё пятница, ничего в голове не держится, утекает как вода, извини. Ну, так даже лучше, до послезавтра ещё не завянут, а сегодня и подешевле, восьмого-то вообще ломить начнут, знаю я их...
- Не завянут, - ещё тише согласилась она, выключила воду и достала пакет с мукой.
По пятницам он любит блинчики.

АПРЕЛЬ

Дни
Узнаю свои детские и до сих пор живучие "почемучки" в нынешних Сашкиных.
Например:

- Пап, а у меня девятого апреля день рождения?
- Да, Саш.
- А сегодня седьмое?
- Да.
- Значит, у меня через день будет день рождения?
- Нет, Саш, через два дня.
- Пап, но ведь он будет через завтрашний день - значит, через один день, почему через два-то?

И я знаю почему, и объяснить могу, но ещё я знаю, что сам до сих пор путаюсь с этим "через" - мне тоже не по душе такое высчитывание, для меня тоже "послезавтра" - это "через один день", хоть я и математик в анамнезе.
Всё таки мы с ней яблоня с яблочком.
И это здОрово.

МАЙ

Май
Дворник сметает разноцветную скорлупу от пасхальных яиц, лежащую на асфальте неподалеку от входа в новенькую мечеть.

Два паренька на роликах в сквере внимательно смотрят, как седой мужчина, чуть хмельной, с рядами орденов на стареньком пиджаке вычерчивает им на земле какие-то схемы. Слышны только "... с одними винтовками, вот прямо так??"..

Нищий, сидящий у супермаркета с плакатом "ни еды ни семьи ни дома помогите кто может" поворачивает голову нам вслед, прокашливается, что-то мучительно вспоминает и, вдруг радостно кричит:
- А у меня тоже, тоже дочка есть!!!

Воробей, только что воровавший у медлительного голубя крошки хлеба, пытается забиться к тому же голубю под грудку, почувствовав первые капли дождя. Голубь не протестует и даже останавливается недалеко от ограды, где нет ни крошек, ни семечек - только до конца не растаявший снег.

Холодно. Но всё равно - весна.

Выпускной
В детском саду "выпускной".
Из музыкального зала раздаются слова заведующей про новую жизнь, грядущую школу, взросление...
Наконец, дверь открывается и выбегают шумные нарядные выпускники, весёлые, кричащие.
Маленькая кореяночка в бальном платье садится, вдруг, на корточки и приваливается к стенке коридора.
- Ты что, Ривка? - спрашивает её мальчик с чёрной бабочкой, которую он беспрерывно крутит на шее.
- Я не хочу... - тихо говорит она.
- Чего не хочешь?
- Взрослеть...
Мальчик срывает, наконец, бабочку, присаживается рядом и так же тихо добавляет:
- Я тоже.
Наткнувшись на них взглядом, рядом оказываются еще две девочки и мальчик.
Они так и сидят, как члены какого-то тайного братства, поглаживая красивые медали, вручённые им и поглядывая на веселье их сверстников вокруг.

ИЮНЬ

Пузырьки
- ... А шампанского - немеряно, и как же я его полюбил на гражданке, оно так в голову ударяет, что чувствуешь себя другим, - ну да, иным, да только слова такого мы еще не знали тогда... И вот тут, помнишь, в стране сумасбродство, вокруг все самолеты продают и вагоны с пивом друг другу, а я с аксельбантами неделю, да со значками за прыжки и никто, конечно, из гражданских про туфту эту дембельскую не знает, в смысле, аксельбантов, а про прыжки реальные, что не первый страшен, а второй, да третий, когда уже знаешь страх - и подавно, и вот уже июнь, седьмой день лета, не снимая формы по общагам и девочкам, да с историями про парашют нераскрывшийся, а девяностый год, сессия, Обское море теплеет и ночью уже почти кайф, и тут вдруг восьмой этаж, общага, я один в комнате, и Ленка не дождалась, я только вот в тот момент это понял, и аксельбанты и ВДВ не нужны, и открытое окно рядом, а там - ветерок и звёзды, небо и простор, а я же летал и умею, я же хоть сейчас, нагнулся и вот уже готов, а если и не получится, так я же десантник, я же как планер - мягонько вниз на асфальт, как на пузыриках шампанского - и опять аксельбанты да девочки...
- И почему не в окно тогда, Мих?..
- Да поверх шампанского лакировали водочкой. Вот ей я тогда и выпростался прямо в окошко, с перепиву. С тех пор и полюбил водку. А шампанское - ни на дух... Пузырьки эти подлые... А Ленка вообще не в моём вкусе была.