Ну, положим, творилось не под окном, а за огородом, - но ведь прямо напротив её окон, хоть и за кустами крыжовника. Из-за того, что не всё разглядишь, приходилось даже подниматься в мансарду - вот оттуда картина представлялась полной: голый мужик, поливающий себя из колодезного ведра и громко отфыркивающийся.

Колодец тут ещё в те времена был, когда Ирина с мамой в посёлок переехали, только зарос он давно. Сами-то они из Средней Азии, маме там климат был в тягость, а тут, обещали, и с анемией будет легче бороться, и с астмой, да и вообще полезно для организма поменять место обитания. Познакомились с одной женщиной, когда ехали из санатория, она всё свои места нахваливала и разные травы-ягоды перечисляла, которые от всего помогают. Угостились они вареньем из диковинного для них крыжовника, а наутро мама и сказала - вези, мол, меня, Ириш, в те края, иначе не жить мне, сердцем чую.
И повезла Ирина, что делать-то - это же мама, не кто-нибудь.

И ведь не соврали ни врачи, ни случайная попутчица: и места оказались чудесные, и травы-ягоды маму на ноги поставили, не прожить бы маме без них столько лет. Особенно маме крыжовник полюбился, она из него что только не делала - и компоты, это из раннего, перволетнего, незрелого, и варенье, уже в конце лета-начале осени, когда аж лопаются ягоды, и отвары-настойки - вместо ингалятора и просто для профилактики. Пахнет местный крыжовник как виноград в их далёких краях, поначалу даже непривычно было – у них-то крыжовник только дикий, а виноград – совсем наоборот.

И с домом повезло - большой, светлый, высокий, да с садом-огородом готовым, только ухаживай как следует за ним. На огороде больше всего крыжовника, конечно - это ещё с маминых времён, очень она любила эту ягоду, даже колючки, говорила, у неё полезные. Когда мамы не стало, Ирина ничего не тронула в огороде, так крыжовник и рос, где хотел, - больше метра вымахал, потому и приходилось из мансарды за теми безобразиями наблюдать.

Устраивал-то эти безобразия новый сосед - тот, что через три дома от неё купил развалюху у наследников помершей хозяйки. Был сосед, поговаривали, военным в отставке, в приличных годах - видать, не сразу вышел, преподавал или как уж у них это устроено. Ирина и сама учительствовала в местной школе, да теперь, видать, из-за слияния посёлка с городом придётся уйти, закрывают школу. Оно и к лучшему - пенсия у неё давно выслужена, годы ещё молодые, хоть и не первый год "ягодка-опять" - будет потихоньку в городском коммерческом техникуме преподавать, давно зовут - и график работы, говорят, исключительно по её выбору установят. А тут ещё и репетиторство - все же как с ума посходили с этими институтами, норовят детей в юристы или экономисты пристроить, просят подтянуть чадо по всем предметам, а ей и в радость, и копеечку какую-никакую приносит - или, как у них принято, порося молочного и банку молока через день-два. Нет, можно прожить с её пенсией и такими приработками, чего уж там - не захолустье же.

С домашними делами было посложнее - где стойку подправить, где светильник починить - электричества Ирина боится, гуманитарий она, не верит в электронику и заземления, потому и фонарь во дворе уже год как не работает, всё забывает попросить кого, раз своего мужика в доме нет - ну, не сложилось, что уж тут поделать, сначала мама болела, потом...

У нового соседа-то с руками всё в порядке - и столбики покосившихся ворот заново вкопал, и во дворе всё на свой лад переделал, Ирина приметила.
Дело как было - в середине лета она каждый год напекает пирогов с крыжовником и по соседям идёт, тут так принято - поминать ушедших. Не всю улицу, конечно, обходит - улица-то у них чуть не самая длинная в области - только к ближайшим соседям заходит, дворов в пять-шесть от себя, да ещё к тем, кто помогал ей обустраиваться с мамой, ещё в позате времена. Ну вот и к новому соседу с пирогами зашла, заодно и познакомиться, посмотреть на того, кто под её окнами чудачит.

Сосед оказался очень даже интересным, вблизи выглядел моложе, чем издалека, застеснялся того, что полуголым по двору ходит - а голышом обливаться, значит, не стеснялся, ишь, какой! - натянул выцветшую тельняшку, предложил чаю - а Ирина и не отказалась, сама от себя не ожидая такого.
Стас, - как он представился, - выставил на стол чайничек с духмяным травяным чаем, пару чашек, одну из которых заменил, извиняясь - с трещинкой, примета, нельзя из такой пить, счастья не будет. А попутно рассказывал, как делал столик во дворе, как щелёвкой дом облагородил, как двор вымостил камнем со старого карьера. И правда - двор стал уютным, будто что-то из детства Ирине напомнил. Наверное, потому она и расчувствовалась, вспомнила про маму, про малую родину, - тут выяснилось, что Стас там бывал на какой-то переподготовке, у них и правда в её школьные годы стояла учебная часть, уходя колючим забором прямо в горы...

Спохватившись, стали пить чай, тут Стас выдал байки о местах, где бывал, без названий и уточнений того, что он там военного делал - просто о смешных случаях рассказал, о том, как воду добывал в пустыне, тут и про колодец вспомнил - оказывается, он его почистил и вода там - просто идеальная, зря его местные позабыли после появления водопровода, Стас только ту воду пьёт и обливается ей каждый день, вода даже от его болячек помогает.

Ирина-то разглядела однажды из мансарды, что кожа у Стаса местами в рубцах - то ли ожоги, то ли последствия редких заболеваний, говорил он что-то и об Африке, и о каких-то ядовитых плющах в Латинской Америке. Да и есть у Стаса небольшие отметки в груди, будто проколы в бумажных мишенях, после которых бумажка сморщивается возле дырки - видать, не только ядовитые плющи его зацепили, только он молчит об этом.

В общем, хорошо тогда поговорили, больше Ирина в гости не заглядывала, всё как-то неудобно было, но про безобразия жаловаться перестала, хоть и всё равно сама с собой ворчала, обнаруживая Стаса по утрам возле старого колодца напротив её мансарды. Вообще-то она давно хотела его угостить вареньем из спелого крыжовника, тут есть один секрет - нужно ягоды перед варкой на время в холодную воду положить, тогда кожица будет мягче, нежнее. Но всё откладывала, всё неловко было навязываться - до тех пор, пока не увидела однажды ранним утром, как Стас возле колодца морщится, поскрёбывая бок, - видимо, доконала его та экзема, которой ему отплатил срубленный плющ на далёкой Амазонке.

А у неё как раз свежий отвар из крыжовника готов, он первейшее средство от кожных проблем - она его, признаться, уж четвёртый раз варит, да всё стесняется Стасу предложить. А ещё он мог бы не обходить всю улицу чтобы попасть к колодцу, а идти прямо через её двор. А потом бы они могли бы вместе почаёвничать - вот только у неё во дворе нет такого столика, как у Стаса, но, может, он...

Потянула Ирина на себя дверь, осторожно неся отвар в фарфоровой кружке, тут дверь сама и распахнулась - а на пороге Стас стоит, уже одетый, только волосы мокрые, а больше в темноте и не разглядеть - уличный фонарь-то у Ирины не горит, а потому оба они не видят, что покраснели враз от смущения.

И ещё не видят они, что кружка – с трещинкой, но это ничего, потому что это сейчас не считается.