Сам-то куда - по делам или на отдых? К своим - тоже хорошее дело. Внучка или..? Ишь ты, а я подумал, что уже со внуками, смотрю, седой уже - потаскала, видать, жизнь.

А я-то - я по надобности, родни у меня нет, вся родня - жена да тёща, а кровей-то неизвестно чьих, детдомовский я. По бумагам сирота полный, даже дальней родни нет, так уж случилось. Но я вот что тебе скажу - бумаге веры нет! Потому что я-то ведь помню, что у меня брат был - во как!

Да брось ты эти капли затирать, само высохнет - ты меня послушай. Вот ты веришь в память детскую, что у ребёнка фотографической карточкой всё печатлеется - всё-всё, что он в неразумном возрасте видел? И я - верю. Главное, я тогда совсем малой был: ну, сколько, года три, много - четыре. И ведь помню я брата своего, помню, хоть вы мне мозги набекрень заверните - я себе малому верю. Помню, он сахара утащит с кухни детдомовской, а я сижу, жду и половинку буханки хлеба водичкой поливаю- или слюнями. А потом сверху посыпаешь мякушку сахаром прямо по мокрому - и лопаешь досыта, такое у нас лакомство было.

А-а, ну вот, ты тоже это застал - только у нас масло-то не украсть было, да оно и холодное, из-за окошка, а с сахаром - самая вкуснятина. Сахар-то был не простой, а сжелта, мы его африканским называли, вроде как как из пустыни. А это, конечно, из-за кастрюли эмалированной было - кастрюля была ржавая, в ней уж не варили, только сахар хранили, вот он и пачкался немного, желтел, особенно когда долго слёживался. Сами-то повара и воспитатели ели белый, кубинский, ну а нам "африканский" доставался - этого я уж потом, когда подрос, насмотрелся.

А ещё помню, брат мне самолётики из бумаги складывал. Ну, знаешь, обычные: вот так лист пополам, потом уголками, треугольничком, ещё раз уголки - и крылья загибаешь. Так у него самолётики особенные были - он у крыльев самые кончики подгибал, вроде так самолётик в воздухе дольше держится или ещё что-то, вот этого я уже не помню. Вообще не помню, как самолётики летали, помню только, что на брата взрослые ругаются - то ли он какой-то приказ на эти самолётики перевёл, то ли пачку бумаги стащил. И потом, помню, из этой пачки каждый день мне новый самолётик делал - и кончики загибал, это у него фирменный самолёт получался, только для меня, эксклюзивный, по нынешнему.

Ещё, помню на озёра ездили детдомом. Речка-то у нас была так себе, Вонючкой звалась, а вот озёра - там настоящее раздолье. Помню, мы в камыши залезли с братом - и никуда оттуда. А нас ищут, кричат, зовут, матерятся - а мы молчим, как партизаны, только камыш вокруг шумит от ветра, будто кто разговаривает с тобой. И нам хорошо так, будто мы во всём мире одни и никто нас не обидит...

Ну, потом, конечно, нашли нас, выволокли, отдубасили прямо по голове какими-то поварёшками, пряжками били, увезли назад и там ещё добавили, и... А вот что дальше - не помню, будто выключили память. И потом уже, помню, я большенький, меня в первый класс готовят, я иду на урок - и вдруг понимаю, что где-то же у меня брат старший, вот был же он у меня, я ведь точно помню!..

Ну, я потом уж искал, конечно - не сразу, а как с житухой стало полегче. Сначала меня в "механку" определили, выучился, на завод пошёл, комнату в общежитии дали, в комсомол приняли, раньше-то не задействованный был. А там уж и по комсомольской линии стали толкать, мастеру моя работа приглянулась, на доску выдвинул, потом помощником своим назначил, потом я свою встретил - ну, ту с которой...

Как на ноги немного встал - поехал в свой старый детдом, стал бумаги поднимать - а надо мной смеются. Какой, дескать, брат, ты сам, мол, посуди - если он настолько старше был, то как вас в одном доме держали, это ж непорядок, у нас регламент другой. Если документам не веришь - пойми своим умом, что так не могло быть в то время, чего ты тут копаешь, парнишка. Поездил-поездил я да и отстал от них, что я им могу доказать - только про хлеб мочёный вспомнить и про самолётики да прятки в камышах.

Во-о-от... Ну а дальше начальником участка стал, цех возглавил. Нынче-то уже у нас не просто цех, а производство, а я там, значит, командую. Да не в том дело, командиры-то нынче другие, из молодых, нахрапистые - но у нас генеральный молодец, в дела производственные не лезет, брови не супит, будто понимает в них чего. А надо когда отлучиться, всегда отпустит, - если у меня в хозяйстве полный порядок, что ж не отпустить, я же не просто прошусь, а по болезни или по делу...

Да нет, болею-то я редко, тьфу-тьфу-тьфу, здоровье досталось не по годам. Ну, прихватило в тот раз, думал, что недолго мне осталось, таких диагнозов понаписали, что хоть сразу домовину присматривай. А в Челябинск съездил, проверился у того доктора, знаешь, ну, который ещё... - ну вот, да, он - там у них и аппарат по тем временам стоял новый, всё учитывающий. В общем, проверили, всё в порядке оказалось, не поверишь - чуть ли ни детская какая-то болезнь, а на снимках затемнение даёт, которым наши врачи и напугали. Так что нынче только проверяться и езжу раз в два года - аппараты-то у нас уже и у самих такие поставили, да, сам понимаешь, тому врачу как-то доверия больше. Тем более мне и проезд оплачивают, чего ж не съездить. Заодно и к местной "художке" присматриваюсь - младшая у нас в изостудии, мечтает куда-то и дальше по этой линии идти, а челябинскую "художку" хвалят, так что пора определяться.

Сейчас-то - не-ет, сейчас я пораньше выхожу, у меня тут другие... дела.
Ты, вот что - достань-ка из моего пиджака сигареты - да-да, нераскрытую пачку. Я же не курю, как раз после того случая - а это уж так прихватил, просто надо мне сейчас, понимаешь. Сам-то не куришь? Ну и правильно, нечего начинать, я и сам раз в год это дело пользую. Как раз с той, первой поездки в Челябинск, по поводу диагноза. Ехал, понимаешь и мандражировал, в купе нас трое было, мне пить перед обследованием нельзя, так меня без всякой водки так разморило, что я всё о жизни своей и выложил попутчице - ну вот как тебе сейчас. Никому до того дня ничего не рассказывал, в первый раз проговорился - про брата, про самолётики, про...

Ну вот, выскребся весь, будто помирать собрался - и к утру спать лёг. А проснулся, голова плывёт, как с похмелья и в глазах рябит - показалось, что на столе что-то знакомое. Присмотрелся - а там самолётик лежит, обычный такой, бумажный, как в детстве. И кончики загнуты у крыльев.

Я - кто-чего да откуда, разбудил попутчицу, только напрасно потревожил - она и знать, говорит, не знает, откуда что появилось. Она мне ночью-то помоложе казалась, а наутро - бабуся бабусей, какие там самолётики с её артритом.
А соседа с верхней полки, что проспал весь наш разговор - нет. Вышел, говорят, в Шумихе, это между Курганом и Челябинском полустанок такой. Проводница говорит, моих лет мужчина или чуть старше, я даже справился насчёт его билета - вдруг, не забрал. Оказалось, он вообще без билетов ехал, сунул проводнице где-то за Петропавловском косую да и притих. Погранцы казахские тогда ещё не так лютовали, корову можно было провезти, не то, что человека.

Ну вот, так я с самолётиком и остался в вагоне.
Не-ет, ты не подумай - я же понимаю, что человек тот мог разговор подслушать да и сделать мне приятное, от души - вроде как брат тут был. Но это если умом - понимаю. А если сердцем - ну а вдруг?! Всякое ведь может быть - и с войны люди возвращались, вон, через сколько, и вообще...

Ну ладно, пойду курну, скоро уж выходить. Я ж в эту Шумиху теперь раз в год езжу. Городок маленький, там состав две минуты стоит, а скорые поезда даже, бывает, мимо проскакивают. Местные говорят, что название такое - из-за камышей, там вокруг озёр видимо-невидимо, вот и шумит камыш, будто разговаривает с кем...

Ну а я на пару дней там остаюсь - хожу по городу, на людей смотрю, на жизнь вокруг. Нет, того попутчика ни разу не видел - да я ведь и не знаю даже, как он выглядит. Но, знаешь, похожу так среди людей тамошних, а потом домой возвращаюсь - и хорошо на душе.
Будто у брата в гостях побывал.