Поэтому буду писать о похоронах.

Биография покойного при умелом использовании может стать темой романа. И не одного: родился в блокадном Ленинграде, служил срочную и сверхсрочную, воевал с израильской военщиной и мировым сионизмом за братский Египет, сидел в тюрьме, работал на стройке и в литейном цеху.

Кроме военного, трудового и тюремного стажа, имел 50 лет стажа радиолюбительского.
Последнее достижение – передатчик мощностью ровно в один киловатт. Правда он у него проработал не долго, хотя и были все разрешения. Сильно мощным был, много помех давал, и его слышно было даже в утюгах и микроволновках… Попугай в клетке – и тот морзянкой шпарил. Поэтому Борис Васильевич его продал, немножко добавили и купил в 58 лет первый компьютер. Что бы связь с внешним миром не терялась.

Любил общаться покойный, и я люблю. Вот мы с ним и говорили обо всём на свете… От африканского климата до способов поднятия заварки, при специальной камерной чайной церемонии.

И слова разные использовали… Много слов и на разных языках…Но украинских слов покойный не говорил. И акцент остался питерский

А отпевание проводил представитель Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата. На украинском языке. Потом читал проповедь, призывал поминать душу усопшего в молитвах, о любви к ближнему. В данном случае – к коренному питерцу.

Мне поначалу эта комбинация сначала показалось стандартным похоронным парадоксом, у нас такие конфессиальные глюки случаются часто. То настоятель храма УПЦ МП с большими потугами говорит на русском устном, то уважаемую мной тещу проводят в последний путь с гуцульскими погребальными речевками.

А потом ближе к концу печальной процедуры понял, что дело не в языке, а дело в словах.
И Тот, который нас спасет, не делил нас на русских, украинцев, кировоградских и питерских. Это мы сами разделение придумали. Чтобы не утруждать себя излишней любовью к врагам и ближним, и дальним…

Другие питерские вспоминаются… Вся эта катавасия между нашими церквями, пламенная поддержка борцов с мировым сионизмом новообразованных государств.

Не могу пока хорошо о них думать… Это я, получается, заповеди нарушаю? А ничего не нарушаю! Просто они не всю программу по завоеванию моего уважения выполнили: уже повоевали, а тюрьме еще не были, и литейке не работали. Не знаю, что теперь и делать? Ждать или чаще на похороны ходить?

А ты, Борис Васильевич, не отвлекайся, покойся с миром!