Вообще-то он был Гюнтер, а вовсе не Фриц.
Но как-то прилепилось к нему это прозвище, так все и звали, а многие даже и не знали про настоящее имя: Фриц он и есть – фриц. Что тут придумывать, немец как немец. Сам-то Фриц себя немцем не считал – он баварцем, видите ли, был, а баварцы – они совсем не немцы, как он говорил. Никто ему, конечно, не возражал – пусть кем угодно себя считает, в чужие потёмки в бараках не лезли, своих хватало. Ну, правда, на девятое мая находился какой-нибудь ухарь, кто поднабравшись лез к Фрицу в дом с криком:
- Бей фашистску сволочь!
Тогда выходил во двор сосед Фрица – Федька-немой, показывал кулак, давал голосистому пинка под зад, если требовалось. А наутро вчерашний «герой» приходил с извинениями и все благополучно мирились.
На той войне-то Фриц и вправду был. В первом же бою попал в плен, хлебнул лагерей, да повкалывал на победителей – и поделом, конечно. Зато, говорит, в солдаты-то ушёл мальчишкой, а плен из него мужика сделал, профессию дал – каменщики всегда нужны будут, при любой власти.
Сначала Фриц ДнепроГЭС восстанавливал, потом разбомбленный своими соотечественниками Ленинград. Ну а потом и в Томске оказался, это уже когда расконвоировали его и из лагеря перевели в город.
Вот в Томске он и познакомился с санитаркой Варей. Про себя Варя рассказывала мало, больше про него слушала – тем более, что немецкий язык знала отменно, спасибо папе. За папу она и пострадала – это уже позже, после того, как Фрица, а тогда Гюнтера, освободили, после свадьбы их скоротечной, после двух медовых недель, закончившихся арестом обоих.
Оказалось, Варя скрыла сведения о том, что отец у неё враг народа – профессор-филолог, в составе группы покушавшийся на измену родине с помощью поэтических текстов восемнадцатого века. Тут и Гюнтеру новую статью нашли, не смогли удержаться органы от такого лакомого кусочка в виде новой антисоветской группы. И опять пошли этапы да лагеря – в этот раз более скорые, в связи с амнистией для политических и новыми веяниями в стране.
Когда Гюнтер вышел, стал искать Варю, но получил лишь справку о её смерти, подписанную в какой-то специальной канцелярии. Но не зря немцев за дотошность хвалят – не сдался Гюнтер и стал докапываться в этой справке до каждого слова, слать запросы и требования во все мыслимые инстанции. И оказалось, что со справкой не так всё просто – нет на ней подписи главврача больницы, где скончалась, по уверениям компетентных органов, Варя. Есть только ссылка на неизвестную болезнь и дата.
Нашёл Гюнтер того санитара, который увозил Варю в районную больничку – это уже она на "бесконвойном" режиме была, как когда-то сам Гюнтер. Выяснил, что была тогда эпидемия какого-то загадочного энцефалита и свалила та эпидемия сразу нескольких человек из заключённых. И повезли их в район гуртом, всех вместе, а одна в дороге скончалась. И по всем бумажкам была это Варя.
Не поверил Гюнтер и дальше стал разбираться, нашёл главврача той больнички, нашёл докторов тамошних. И тут оказалось, что никто толком и не знал, кто тогда в дороге помер, записали со слов санитаров. А они и сами в контингенте путались. Более того, остальные привезённые тоже вскорости померли. Только одна осталась жить, если это жизнью можно назвать – была она, как овощ поначалу, только что под себя не ходила, а так – обуза для персонала. И перевели эту пациентку в местную «дурку», где она и доживала свой век и была ухожена и даже обихожена только благодаря заботам санитарок – везде люди есть, чего уж там.
В ту пору кого-то, видать, притомил Гюнтер своими запросами и сделали ему внушение – езжай, мол, на свою, ныне коммунистическую, родину, нечего тут на органы бочку катить, развелось вас, понимаешь… Даже родню Гюнтеру отыскали из тех, кто через Стену не утёк – родня и письмо написала, и посылку прислала со всякими тамошними интересностями. Но упёрся Гюнтер и ни в какую – найду, говорит, свою Варю, никуда с новой родины не уеду.
В общем, еле разыскал Гюнтер ту больную женщину – «дурку»-то расформировали поначалу, а потом, когда при Хрущёве административные границы пересматривали, передали «дурку» вместе с районом в соседний край – как раз к нам в городок. Тут-то Гюнтер и нашёл свою Варю – беспомощную, седую, но узнавшую его. И повезло нашему Фрицу вдвойне – главврачом оказался немец, из поволжских, из ссыльных – у нас таких как бы ни треть города было. Ну и взялся он помогать Гюнтеру, даже когда на пенсию ушёл – работал над мелкой моторикой у Вари, гипнозом её лечил, травками какими-то.
Долго-коротко ли, но однажды пошла она сама, хоть и не сразу – но ведь сама!
От дома далеко Варя после того не отходила, но любила на лавочке у барака посидеть, когда тепло – и вязала что-нибудь каждый день, очень полезна ей была такая мелкая работа, врач говорил. В холода-то она не выглядывала на улицу – не любила холод ещё с тех пор, как на этапе обморозила ноги, - но как тепло наступало, тут уж и на скамеечке она оказывалась.
А как майские – так Фриц на огороде, медленно, дотошно перекапывает участок. И Варя тут же сидит, вяжет для дочки Федьки-немого носочки, да кофточки. Бывает, что обсчитается где с петлями, не без того. Ну да Федька и тому рад – вязано ведь с гэдээровской шерсти, с неё любая обновка не тянется и не садится после стирки.
Всё лучше, чем покупное-казённое.
Да и теплее.