Там всё время по утрам пахло какао и творожной запеканкой. А когда вам накрывали на столы чай с молоком и манную кашу, вы протестовали и требовали какао так, что было слышно на той стороне дороги. Ты, наверное, даже не помнишь этого, а я вспомнинаю каждое утро, когда беру свою любимую кружку - да-да ту самую, что ты мне привёз из Болгарии - сажусь у окошка и чувствую сладковатый аромат.

Никто никогда не верил, что мне нравится именно какао, мне говорили, что это "детский" напиток, что во мне бродит застарелая инфантильность. А я просто люблю какао и люблю вот так, неспешно, по утрам прихлёбывать его, ещё горячее, из "болгарской" кружки и смотреть в окно.

С моим первым этажом, может, не очень много можно разглядеть, но мне навится то, что я там вижу: струйки пара из воздухоотводов овощехранилища, машину со свежим хлебом, экспедитора, нервно притаптывающего пятачок возле ещё закрытого магазина, огненно-рыжую женщину с маленькой собачкой. Женщина снимает поводок и собака начинает носиться по снегу, по протоптанным первыми прохожими дорожкам, а хозяйка стоит, оперевшись на маленькую трубчатую ограду и курит.

Ты знаешь, мне же никогда не нравились курящие женщины, мы даже с тобой немного поругались тогда, когда ты привёз ту свою "мадьярку", но эта женщина - она курит красиво, чуть запрокинув голову и рассматривая что-то в предрассветном небе, задумчиво перебирая нити ярко-красного шарфа, небрежно свисающего с плеча. Я сижу и смотрю на неё, гадаю, как её зовут, кто она, о чём думает и иногда... Нет-нет, ты напрасно смеёшься - в мои годы вовсе не страдаешь от отсутствия любви, даже наоборот - с этим всё неожиданно в порядке. Да и от отсутствия любящих тебя нет переживаний - потому что, как ни странно, находятся и таковые, а одна женщина на днях неожиданно мне сказала, что... Впрочем, извини, этим я никогда не любил делиться, даже с тобой, тем более после того, как мама...

Так вот, я просто сижу и смотрю на эту огненную женщину и немного переживаю, уж если мы заговорили об этом, только за одно - в мои годы не подскочишь с места и не рванёшь исполнять первое пришедшее в голову. Я не совсем про здоровье, хотя, конечно, оно не для "подскоков" - попробуй я резко встать и мне мгновенно так шибанёт в голову, что и упасть можно от таких экспериментов. Что поделаешь, сосуды, давление... Но нет, больше переживаю я за то, что я не открою окно и не крикну ей, что у неё зацепился за ограждение шарфик или не позову её на чашечку какао после такой освежающей прогулки...

Знаешь, если честно, иногда я завидую моим сверстникам в других странах - помнишь этих весёлых старушек и крепких стариков, которые подъезжали к костёлу у моей старой квартиры на туристических автобусах, что-то быстро-быстро говоря на множестве языков, щёлкали затворами фотоаппаратов, взбегали на старое, склоненное к земле дерево, изображали из себя первопроходцев и смеялись, как дети. Тот американский президент, - не нынешний обалдуй, а его папаша, - он ведь прыгнул с парашютом в такие годы, в какие я боюсь даже подумать, сколько у меня будет уходить на лекарства.

Впрочем, никогда не любил нытиков, так что давай не будем об этом, не для того телефон, чтобы жаловаться, я тебе лучше раскажу, что я ещё делаю утром - я, не поверишь, леплю из пластилина. Оказывается, мне хотелось этого давно, но я стеснялся, а теперь, вдруг, понял что-то про себя. Правда, у меня не сразу получилось - и понять, и с лепкой, но потом в стареньком книжном у дома я нашёл пластилин, как в детстве - ещё тот, прежний, который мазался и прилипал к рукам, но пах как-то особенно. И теперь я леплю из него разные штучки и фигурки, а потом оставляю на подоконнике в подъезде перед утренним "разводом" детей по детсадам. Ты не поверишь - разбирают все до одной!

А вечером, когда все уже пришли с работы, я ищу у почтовых ящиков выброшенные письма и открытки. Знаешь ведь, сейчас народ ленится вернуть что-то на почту, если почтальон ошибся адресатом - бросают прямо в подъезде. Ну а я собираю, разношу по правильным номерам - мне так хочется, не сочти уж меня совсем не от мира сего. Если честно, иногда я собираю такую корреспонденцию и в соседних подъездах - там, где знаю код домофона. Иногда люди говорят спасибо, хоть и не всегда. Наверное, считают за сумашедшего.

А вообще, в новом доме народ почти такой же дружный, как в старом. Хотя, я не люблю перемен, у меня даже телефон много лет один и тот же, с наборным диском, красный, из семидесятых. Между прочим, когда в старом доме выключили свет, выяснилось, что у всех стоят эти нынешние панасоники, работающие от электричества, а единственный нормальный телефон на весь подъезд остался у меня и ко мне шли со всех этажей, чтобы позвонить родственникам или очередной раз накричать на энергетиков, а потом выпить со мной чашечку какао и поругать власти.

В новом доме свет ещё ни разу не выключали, потому и в гости никто не ходит, но зато тут, - ты был прав, что уговорил меня обменять квартиры, - не шумно, зелено, а за соседней девятиэтажкой начинается лес. Зато от старого дома было десять минут ходьбы до тебя, а когда ты в тот раз позвонил и закричал, что уроды с тебя трясут долг, я добежал до твоего подъезда за две минуты, не помню как оторвав от своей старенькой кровати дужку спинки и скорее озадачив, чем напугав эту троицу своим грозным видом. А они волокли тебя в машину, а я хлестал дужкой по их спинам, шеям, по окнам "девятки", по фарам, опять по ним самим...

И мы потом шли с тобой ко мне, я обнимал тебя за плечи и ты даже не знал, что я давно мечтал, чтобы ты опять был рядом, как в детстве, чтобы я мог тебе чем-то помочь, чтобы ты гордился отцом, чтобы... Нет, ты сейчас не поймёшь, да и не надо - это придёт с возрастом и с появлением своего ребёнка, а пока та дужка от кровати так и не вернулась на прежнее место, она стоит у дверей и ждёт своего часа - стоит только тебе позвать меня на помощь, пусть только зазвонит телефон. Я тебе уже говорил про тот старый телефон?.. Да, наверное, уже говорил, ты же мне как-то хотел подарить новый, тот самый панасоник, с громкой связью и "беспроводной", но зачем он мне, мне нравится, когда я вижу, что мой собеседник находится на другом конце провода, я физически ощущаю, как по этому проводу идут мои слова, а эта "громкая связь" - она как объявления в метро, безадресна и холодна. Так что когда ты мне позвонишь, я буду знать, что твой голос идёт вот по этому серому потрескавшемуся проводу, ты только позвони - в любое время, ты же знаешь, папа тебя ждёт всегда, для тебя его телефон всегда включен. Ты только позвони...

Он положил трубку на еле слышно щёлкнувший аппарат, медленно поднялся с кресла, осторожно придерживая провод донёс всё до специального столика в прихожей, поставил телефон на маленький прорезиненый коврик, спрятал за заднюю стенку столика серый шнур, оставив в руке только штекер, проверил ещё раз, правильно ли лежит трубка - и только тогда включил штекер в розетку. Телефон тихо звякнул - теперь он работал.