Три урока мы с ней не разговаривали, а на четвёртый я не выдержал и спросил, как её зовут.
На что она с какой-то потаённой горечью сказала:
- Зачем тебе моё имя? Ты всё равно его не запомнишь и будешь дразнить по фамилиии...

И точно - все вокруг, естественно, обзывали её "салом" - с ударением на первую гласную.
Класс был очень недружный и мне после моей старой школы казалось, что всё тут переставлено с ног на голову.
Никто не читал Лескова, никто никогда не бывал на похоронах своих сверстников, никто не беспокоился за болеющих одноклассников, не относил им пропущенные задания, не прихватывал для них с собой булочек со столовой, которые для некоторых моих друзей из прошлой школы были единственным завтраком-обедом-ужином за весь день. Никто не знал цыганских песен, не пёк в таборе картоху, не ходил по весеннему устью притоков Оби в болотных сапогах, не коллекционировал "финки" с наборными плексиглазовыми рукоятками...
Вокруг были дети лётчиков, вторых секретарей и работников районо - выстраиваясь в школьной иерархии именно по этим критериям.

А та, которую они дразнили "салом" - обожала, как и я, Шукшина, выпрашивала на почте "под честное слово" новые "Уральские следопыты" с Крапивиным и лишь только в математике была совсем плоха, полагаясь на мои подсказки.

Через год она переехала в другой город и мы с моим новым другом Лёхой уже до конца школьных дней застолбили за собой последнюю парту среднего ряда. У него, кстати, было тоже плохо с математикой.

И, вот что еще - та девочка была права.
Имени её я так и не запомнил.
Помню только фамилию - Сало.
С ударением на последнюю гласную.

Девочки
Три девочки в доме, трёх поколений, собирающиеся одновременно на улицу - это какое-то цунами.
Кот сбежал от них, пришел ко мне, пожаловался.
А когда он сам закрыл за собой дверь, я понял - достали.
...а ещё девочки не едят.

Они не едят:
- перченого
- соленого
- несолёного
- крупной солью солёного
- мелкой солью солёного
- без соли в солонке
- слишком жидкого
- слишком твёрдого
- вот тех супов
- горячих супов
- холодных супов
- жирных супов
- постных супов
- вообще всех супов
- зелёный лук
- жареный лук
- непрожаренный лук
- пережаренный лук
- любой лук
- я видела, оно упало и замаралось
- я не видела, значит, оно могло упасть и замараться
- этот сок
- вон тот сок
- сок_который_ты_купил
- сок_не_который_я_сказала_даже_если_я_не_говорила
- приготовленное вчера
- приготовленное на завтра
- котлеты
- вот такое мясо
- не то, а это мясо
- вот так сделанное мясо
- сделанного так, но остывшее мясо
- вот такое_но горячее мясо_а_ждать_не_буду
- вообще_мясо_а_разве_ты_не_знаешь_у_нас_вся_семья_так
- любое мясо не куском, а перемолотое
- любое_мясо_не_куском_а_перемолотое_кроме,
ну,помнишь,того_в_дорогом_ресторане,
мы_ещё,колечко_хотели_купить_
а_после_того_мяса_денег_не_осталось_вот_его_люблю_
а_когда_ты_купишь_колечко
- картошку-толчёнку
- картошку толчёнку кроме той, помнишь, которую ты на ноябрьские делал в общаге (17 лет назад. конечно, помню)
- картошку пластами запечёную, когда много майонеза
- картошку запеченую сухую, когда мало майонеза
- картошку в мундирах которую вообще-то люблю, но что-то я три последних раза не очень, с Мартини она не такая вкусная

- вообще есть не люблю (Сашка)

Они съели все киви в доме.
И мой мозг.
Остались только блины.

Праздник-2
В кофейне за соседним столиком сидела грустная девочка, не снимающая рукавичек и вязаной шапки, гревшая в руках чашку кофе, глядя куда-то вниз грустными большими, через очки с толстыми стеклами, глазами и в драповом кургузом пальто. Рядом с ней стоял маленький чемодан с длинной раскладной ручкой, которую она прижимала к себе каждый раз, когда к ней подходила официантка с вопросительными интонациями. Девочка в ответ качала головой, не отрывая глаз от стола.
Мы уже выпили кофе, побаловались Бейлисом, прикупили в соседнем магазине смешного ангела с нимбом набекрень ("Я святой. Просто у меня нимб набекрень" - так говорит наш друг Саня, которому предназначен в подарок этот ангел), тогда и девочка вышла из кофейни и встала перед прилавком этого же магазина подарков, не отрывая глаз от такой же фигурки ангела.
После этого мы сбежали из магазина, надо было еще купить домой тортик и вино.
А она осталась там.

Юрочка
Две солидные дамы с красивыми папочками и ворохом буклетов сидят рядом.

Одна жалуется другой:
- Какой-то, этот, с которым ты меня свела, странный. Я ему "Юрочка - то, Юрочка - сё, Юрочка, вот вам отчёт, полный пакет и преференции, да никаких проблем, всё сама сделала - вам только подписать...", - а он дёрганый какой-то, глазом косит, морщится, бормочет что-то. Еле подписал. Может, зря я его так ласково - Юрочкой - называла?

Вторая, меланхолично:
- Наверное, зря. Его ведь Константином зовут.

Бабушка, мама, дочь
За стеной громко ругаются три женских голоса.
Дочь, мать, бабушка.

Папа, муж, зять - мой давний сосед Юрка - несколько лет назад упал с приступом в только что отремонтированной ванной и пролежал так сутки, будучи в ссоре с убежавшей к маме женой.
Наградной "калаш" в сейфе, спецбоец ГРУ, бравший дворец Амина, кулаки размером с мою голову - а сдало больное сердце.

Теперь, без него, стало некому сменить хитроумные лампочки в ванной и за стеной всё чаще стали ругаться.
- Он меня ждёт, я не могу, я обещала, он привезёт назад!
- Я тебе сколько раз говорила - только не с этим козлом, он же опять будет потом окна бить из ревности и у подъезда торчать!
- А я не могу без него, ну как ты не понимаешь...?!
А потом чуть дребезжащее, тише:
- Ты езжай, Настенька...
- Мама, мама, ну как ты можешь так говорить, ты что, забыла, как меня буквально на привязи держала - что ж ты сейчас-то...?!
- Дура была потому что, вот и держала. Езжай, Настюш, езжай, раз так...

И опять крики, скрежет заржавевшей задвижки, цокот каблучков, грохот захлопнувшейся двери подъезда.
Садясь в машину прямо перед моим окном, Настя утирает слёзы при вспыхнувшем свете открывшейся дверцы.

За стеной плач, стоны "Мама, мама...", что-то утешительное и ласковое в ответ, шлёпание босых ног на кухню, звук набираемой воды.
Чуть позже, зная, что не сплю, соседка звонит в дверь и просит сахара взаймы, улыбаясь:
- Бабушку хочу побаловать, тянучки сделать, как детстве. Настюха, может, тоже будет...если вернётся к утру, - и вздыхает, о чем-то задумавшись. Наверное, о своих.
Бабушка, мама, дочь...

Верность
В автобусе дама лет сорока с горечью доказывала подруге:
-... а ведь я ему даже ни разу не изменяла...!
Потом мечтательно засмотрелась куда-то внутрь себя, чуть улыбнулась, спохватилась, вернула грусть и добавила:
-... ну если тех разов не считать.

Девочки спят
Какой это, всё таки, кайф, когда рядом спят любимые девочки...
Мама спала в смешной полудетской шапочке, завязывающейся на подбородке, такая маленькая, свернувшаяся в клубочек, у неё болели уши, - а я сидел рядом и мечтал о том, что вырасту и придумаю лекарство, чтобы мамы не болели...
Спала на диванчике любимая женщина, - а я плакал, радуясь тому, что пятилетняя эпопея завершается и мы, наконец, рядом...
Сопела в своей маленький носик трехмесячная Сашка - а я опять плакал тихонько, совсем беззвучно, просто от счастья и от нежности...
Вот и сейчас они спят, а я смотрю на них, вспоминаю и почти не плачу...

Бабло и дети
В кафе за соседним столиком безостановочно и все разом трындят три развеселые девицы первокурсного возраста, разодетые в блескучие и голопузиковые одежды, с навороченными телефонами и колечками на каждом пальчике.
У одной раздается звонок мобильника.
- Тихо! БАБЛО звонит!..
Девицы моментально примолкают.
... - Привет, пап...

Фигня
На заборе вокруг стройплащадки красным по деревянному написано:
"Алинка - супер!
И Влада - супер!
И ещё Ренка - супер!"

Ниже зеленой краской из баллончика:
"А Настя?"

Ещё ниже, красным:
"А Настя - фигня!"

Серой краской, аккуратным почерком:
"Да ну, не фигня"

Красным:
"Фигня-фигня. И дура. Даже больше Ренки дура."

Оранжевой краской в самом низу, крупно:
"САМ..."

Оставшееся старательно замазывал грязно-зелёной краской уныло напевающий таджик.