Первый - дневник школьный, тот самый, где появлялись не только хорошие оценки. Вообще-то, с успеваемостью у меня проблем не было. А тут – влепили двойку. Не то, чтоб меня сильно расстроил или возымел воспитательное действие сам факт. Скорее наоборот. Но чем ближе я подходила к дому, тем меньше хотелось объяснять родителям происхождение оценки. Импульсивная мама просто отругает, но «представляю, как рассердится папа», как сказал Малыш из сказки Астрид Линдгрен.

Карлсон был совершенно прав - дело житейское. Но мой папа - как все хирурги, человек требовательный, скрупулёзный и жесткий - умел говорить, что лучше б лупил.

Я уговорила себя, что родителей расстраивать не обязательно, и решила просто вырвать злосчастную страницу. Нет двойки – нет проблем…

Осуществлять задуманное я устроилась за кустом сирени под соседским балконом. Представьте себе мой испуг, когда над этим суперсекретным убежищем раздался глас - хоть и не Божий, но мне хватило и того.

- И что это изменит? – спросил дядя Миша со второго этажа.

Я застыла, как притворившаяся мёртвой божья коровка. Сосед докурил и ушёл с балкона - ему я так не ответила.

Страницу я не вырвала и вечером получила всё, что причиталось. Как и неоднократно впоследствии. Зато, я была свободна - и мне это понравилось.

А второй дневник был очень личным. Сейчас это называется «блогами» и выставляется напоказ, а тогда писалось от руки и пряталось от посторонних глаз подальше. Я ревниво оберегала своё сокровище. И не потому, что в нём были мои первые любовные переживания. В дневнике жила моя проблема, о которой я не могла рассказать родителям. Упорная, жестокая, глухонемая травля класса, где я появилась слишком поздно, чтобы стать своей.

Дошло до того, что ложась спать вечером, я хотела не проснуться утром. Через некоторое время пришла не оригинальная, но вполне традиционная мысль, как этого достичь. Я взяла с полки «Справочник лекарственных средств» своих родителей и выписала оттуда все сильнодействующие снотворные и наркотические препараты.

Разумеется, в дневник. Который случайно попал в руки отцу. Не читая, он просто открыл последнюю страницу и увидел аккуратно выписанные в столбик ТЕ САМЫЕ препараты.

Разговор был коротким и состоял из вопроса: «Кто из твоих друзей попросил тебя об этом и предложил это попробовать». Мысль о суициде даже не пришла отцу в голову.

Я категорически всё отрицала, но в чём дело объяснить язык не повернулся. Из-за обиды, досады, шока от предъявленных обвинений нападки одноклассников в моих глазах уменьшились до микроскопических размеров. Как и многие житейские проблемы в последующем.

У меня и сейчас есть дневник. В голове. Где его не прочитают посторонние. Вот только страницу из него не вырвешь.