Помните, у Макса Фрая король кормил в Ехо всех тех, кто не мог заплатить за себя в кабаке? Кабы я был король, я бы тоже открыл такие кабаки. Не для того, чтобы кормить голодных, хотя это тоже достойный повод. Нет, моя идея была бы более, для кого-то, утилитарной и даже, если покопаться, циничной. В этих кабаках у меня бы работали люди, которые не смогли или не захотели стать психологами, психотерапевтами и прочими "психо", но по сути таковыми, в душе, являлись бы, да ещё получше "пиджаковых" и дипломированных. В тот кабак человек мог бы пойти в минуты отчаяния и тоски (как, например, герой Крепежа), когда негде и не с кем, когда хочется сказать, но некому, потому что всё порвато и она сжимает губы, не разговаривая, всем видом показывая, что его нет для неё. И этот кабак мог бы приютить такового - и предложить небогатый ассортимент, и не брать за это ничего, потому что какие уж тут деньги, когда такой раздрай... И он выпил бы первую, не притрагиваясь к еде, ещё не видя никого вокруг. И выпил бы вторую, не поняв, была ли первая. А потом, уже чуть с оттягом, задумчиво опрокинул бы третью - и вот тут обнаружил бы за столом тихую и участливую соседку, почти ненакрашенную, в чём-то простом и незамысловатом, забко кутающуюся в серую шаль и смотрящую на мочку его уха, положив голову на тонкие кисти рук. Она не скажет ни слова, пока не поймёт, что можно. Она что-то заметит тихо про его руки, про свежую морщинку на лбу, выслушает его нелепый, для затравки, анекдот, покровительственно улыбнётся рассказанному, честно давая понять, что смеяться тут не над чем, но ей приятно быть с ним вот так, на равных, без гендерных глупостей. А потом она ему доверительно скажет: - А, знаете, у нас сегодня капусточка удалась, вот прямо так и шибает, как раньше, у баушки - я сейчас сбегаю, только не отказывайтесь, это вкусно! А к ней ещё яички варёные по особому рецепту, только у нас так умеют варить, честно-честно! И он будет ждать, зная, что она вернётся. И он уже не будет судорожно вспоминать что-нибудь посмешнее, потому что не хочет натужности, потому что они уже вместе, на одной волне. И потом он будет ей рассказывать о себе стыдное и героическое, о чём не вспоминал много лет, будет показывать ей фокусы с монеткой в воде и спорить о достоинствах и недостатках последнего фильма Вуди Аллена. И насмешит её историей о том, как искал по всему городу то самое бакинское издание "Трудно быть богом" , единственный экземпляр которого пришёл в книжный магазин, да так и сгинул куда-то, и он не смог его найти даже в обмен на редкостные марки из своей коллекции, а его, оказывается, давно выкупили родители, чтобы подарить ему на день рождения, зная, что он будет счастлив... Она ему тоже что-то будет рассказывать. Только как будто не про себя, а про героев сказки, которые ссорятся-мирятся, но, в итоге, добиваются своего счастья, пусть и ценой неоднозначных поступков. Но - совершая эти поступки, а не сидя сиднем на печи тридцать три года... А потом, к ночи, он бы вдруг понял, что впервые разговаривает с женщиной без малейших попыток на продолжение, хоть и не против оного. И, может быть, это продолжение у них было бы. А может, она бы взъерошила его волосы напоследок, шепнув ему: "Всё будет хорошо, слышишь?.." - и стояла бы в дверях кабака, кутаясь в шаль, провожая его, а он бы вернулся от машины и неловко погладил бы её по руке, упрашивая: - Ну, не мёрзни, иди уже, иди, простудишься. А потом бы он приехал домой, поставив на кухонный стол трёхлитровую банку с отколовшимся горлышком, из которого бы торчали колючие красные розы. Склонился бы над кроваткой сынишки, улыбнувшись, и, закрыв за собой дверь детской, потом поплескал бы себе на лицо ледяной водой, которая текла бы из крана тонкой струйкой - чтобы не разбудить шумом своих. Посмотрел бы на своё отражение в зеркале - с чуть покрасневшими глазами и розоватыми пятнами на лице. А наутро они бы столкнулись на кухне и он бы сказал: - Знаешь, меня тут удивили рецептом , как идеально сварить яйца - хочешь, покажу? А может, он бы собрал вещи и ушёл. Может и так. Но на холодную голову он бы поговорил с ней, и они бы не рвали друг другу душу, а он бы не чувствовал себя оторванным от семьи, и она бы осталась ему другом, и, конечно, ничего этакого не говорила бы про него сыну. И, может быть, он бы ещё когда-нибудь показал ей тот рецепт... В чём тут цинизм? Да в том, что человек остался бы в обществе, живой, психически здоровый, без мыслей о собственной ущербности и последнем шаге с балкона. И создал бы какую-нибудь прибавочную стоимость на своей работе. Платил бы налоги, обеспечивал бы работой два-три десятка людей из вспомогательных отраслей. И все эти королевские расходы на кабак, на персонал, на, в конце концов, такси, чтобы доставить его ночью домой - всё это оправдалось бы многократно. Жаль, что я не король.
|